Ленин спас царскую семью от расстрела. Спасение царской семьи николая ii или как царевич алексей – стал алексеем николаевичем косыгиным и хозяйничал в ссср Легенды о спасении царской семьи

Наследник престола Алеша Романов стал наркомом Алексеем Косыгиным

Наследник престола Алеша Романов стал наркомом Алексеем Косыгиным

В апреле этого года Росархив, который находился в ведении Минкультуры, был переподчинен непосредственно главе государства. Изменения статуса объяснили особой государственной ценностью хранящихся там материалов. Пока эксперты гадали, что бы все это значило, в зарегистрированной на платформе Администрации Президента газете «Президент» появилось историческое расследование. Суть его заключается в том, что никто царскую семью не расстреливал. Все они прожили долгую жизнь, а царевич Алексей даже сделал номенклатурную карьеру в СССР.

О трансформации царевича Алексея Николаевича Романова в председателя Совета Министров СССР Алексея Николаевича Косыгина впервые заговорили еще во время перестройки. Ссылались на утечку из партийного архива. Информацию восприняли как исторический анекдот, хотя мысль - а вдруг правда - шевельнулась у многих. Ведь останков царской семьи тогда никто не видел, а слухов об их чудесном спасении всегда ходило множество. И вдруг, на тебе, - публикация о жизни царской семьи после мнимого расстрела выходит в издании, максимально далеком от погони за сенсацией.

Можно ли было бежать или быть вывезенными из дома Ипатьева? Оказывается, да! - пишет в газете «Президент» историк Сергей Желенков . - Неподалеку стояла фабрика. В 1905 году хозяин на случай захвата революционерами прорыл к ней подземный ход. При разрушении дома Борисом Ельциным после решения Политбюро бульдозер провалился в тот тоннель, о котором никто не знал.

Оставили в заложниках

Какие же основания были у большевиков, чтобы сохранить жизнь царской семье?

Исследователи Том Мангольд и Энтони Саммерс издали в 1979 году книгу «Дело Романовых, или Расстрел, которого не было». Начали они с того, что в 1978 году истекает 60-летний гриф секретности с подписанного в 1918 году Брестского мирного договора, и было бы интересно заглянуть в рассекреченные архивы. Первое, что они нарыли, - это телеграммы английского посла, сообщающие об эвакуации большевиками царской семьи из Екатеринбурга в Пермь.

По данным агентов британской разведки в армии Александра Колчака , войдя в Екатеринбург 25 июля 1918 года, адмирал сразу назначил следователя по делу о расстреле царской семьи. Через три месяца капитан Намёткин положил ему на стол рапорт, где сообщил, что вместо расстрела была его инсценировка. Не поверив, Колчак назначил второго следователя Сергеева и вскоре получил такие же результаты.

Параллельно с ними работала комиссия капитана Малиновского , который в июне 1919 года дал уже третьему следователю Николаю Соколову следующие указания: «В результате моей работы по делу у меня сложилось убеждение, что августейшая семья жива… все факты, которые я наблюдал при расследовании, - это симуляция убийства».

Адмиралу Колчаку, уже провозгласившему себя Верховным правителем России, совсем не нужен был живой царь, поэтому Соколов получает совершенно четкие указания - найти доказательства гибели императора.

Соколов не придумывает ничего лучше, чем рассказать: «Трупы бросили в шахту, залили кислотой».

Том Мангольд и Энтони Саммерс посчитали, что разгадку надо искать в самом Договоре о Брестском мире. Однако его полного текста нет ни в рассекреченных архивах Лондона, ни Берлина. И они пришли к выводу, что там есть пункты, касающиеся царской семьи.

Вероятно, император Вильгельм II , который был близким родственником императрицы Александры Федоровны, потребовал передать Германии всех августейших женщин. Девочки не имели прав на русский престол и, следовательно, не могли угрожать большевикам. Мужчины же остались в заложниках - как гаранты того, что германская армия не пойдет на Петербург и Москву.

Такое объяснение выглядит вполне логичным. Особенно если вспомнить, что царя свергли не красные, а свои же либерально настроенные аристократы, буржуазия и верхушка армии. Большевики не питали к Николаю II особой ненависти. Он ничем им не угрожал, но при этом был прекрасным козырем в рукаве и хорошей разменной монетой при переговорах.

К тому же Ленин отлично понимал, что Николай II является курочкой, способной, если ее хорошенько потрясти, снести множество так необходимых молодому Советскому государству золотых яичек. Ведь в голове царя хранились тайны множества семейных и государственных вкладов в западных банках. Позднее эти богатства Российской империи были использованы для индустриализации.

На кладбище в итальянской деревушке Маркотта стояла могильная плита, под которой упокоилась Княжна Ольга Николаевна, старшая дочь русского царя Николая II. В 1995 году могила, под предлогом неуплаты ренты, была уничтожена, а прах перенесён

Жизнь после «смерти»

Если верить газете «Президент», в КГБ СССР на базе 2-го Главного управления был специальный отдел, наблюдавший за всеми перемещениями царской семьи и их потомков по территории СССР:

«Сталин построил дачу в Сухуми рядом с дачей царской семьи и приезжал туда для встреч с императором. В форме офицера Николай II бывал в Кремле, что подтверждал генерал Ватов , служивший в охране Иосифа Виссарионовича».

По сведениям газеты, чтобы почтить память последнего императора, монархисты могут поехать в Нижний Новгород на кладбище «Красная Этна», где он был похоронен 26.12.1958 года. Отпевал и хоронил государя знаменитый нижегородский старец Григорий .

Намного более удивительна судьба наследника престола, царевича Алексея Николаевича. Со временем он, как и многие, смирился с революцией и пришел к выводу, что служить Отечеству надо вне зависимости от своих политических убеждений. Впрочем, другого выхода у него не оставалось.

Историк Сергей Желенков приводит множество доказательств преобразования царевича Алексея в красноармейца Косыгина. В гремящие годы Гражданской войны, да еще под прикрытием ЧК сделать это действительно было нетрудно. Намного интереснее его дальнейшая карьера. Сталин рассмотрел в юноше большое будущее и дальновидно двинул по хозяйственной линии. Не по партийной же.

В 1942 году уполномоченный Государственного комитета обороны в осажденном Ленинграде, Косыгин руководил эвакуацией населения и промышленных предприятий и имущества Царского Села. Алексей много раз ходил по Ладоге на яхте «Штандарт» и хорошо знал окрестности озера, потому организовал «Дорогу жизни» для снабжения города.

В 1949 году во время раскрутки Маленковым «Ленинградского дела» Косыгин «чудом» уцелел. Сталин, который при всех называл его царевичем, отправил Алексея Николаевича в длительную поездку по Сибири в связи с необходимостью усиления деятельности кооперации, улучшения дел с заготовкой сельхозпродукции.

Косыгин был настолько удален от внутрипартийных дел, что сохранил свои позиции после смерти покровителя. Хрущев и Брежнев нуждались в хорошем проверенном хозяйственнике, в итоге Косыгин занимал пост главы правительства дольше всех в истории Российской империи, СССР и Российской Федерации - 16 лет.

Панихиды не было

Что касается жены Николая II и дочерей, то след их тоже нельзя назвать потерянным.

В 90-х годах в итальянской газете «Ла Репубблика» прошла заметка, рассказывающая о кончине монахини, сестры Паскалины Ленарт , которая с 1939 по 1958 год занимала важный пост при Римском папе Пие XII . Перед смертью она позвала нотариуса и поведала, что Ольга Романова, дочь Николая II, не была расстреляна большевиками, а прожила долгую жизнь под покровительством Ватикана и была похоронена на кладбище в деревне Маркотте на севере Италии. Журналисты, выехавшие по указанному адресу, действительно обнаружили на погосте плиту, где по-немецки было написано: «Ольга Николаевна, старшая дочь русского царя Николая Романова, 1895 - 1976».

В связи с этим возникает вопрос: а кого же похоронили в 1998 году в Петропавловском соборе? Президент Борис Ельцин уверял общественность, что это останки царской семьи. А вот Русская православная церковь тогда отказалась признать этот факт.

Вспомним, что в Софии, в здании Священного Синода на площади Святого Александра Невского, проживал бежавший от ужасов революции духовник Высочайшей Фамилии владыка Феофан . Он никогда не служил панихиду по августейшему семейству и говорил, что царская семья жива!

Золотая пятилетка

Итогом разработанных Алексеем Косыгиным экономических реформ стала так называемая золотая восьмая пятилетка 1966 - 1970 годов. За это время:

Национальный доход вырос на 42 процента,

Объем валовой продукции промышленности вырос на 51 процент,

Рентабельность сельского хозяйства увеличилась на 21 процент,

Было закончено формирование Единой энергетической системы европейской части СССР, создана объединенная энергосистема Центральной Сибири,

Началось освоение Тюменского нефтегазодобывающего комплекса,

Вступили в строй Братская, Красноярская и Саратовская гидроэлектростанции, Приднепровская ГРЭС,

Заработали Западно-Сибирский и Карагандинский металлургические комбинаты,

Обеспеченность населения телевизорами возросла в два раза, стиральными машинами - в два с половиной, холодильниками - в три раза.

Очень интересно и важно знать, сколько было попыток спасения Царской семьи Николая 2 после Февральского переворота 1917 года, а также хотя бы наиболее активных участников их. Конечно же в полной мере по сохранившимся ныне данным сделать это практически невозможно. Однако даже частично оставшиеся материалы могут дать много. В печати порою появлялись статьи, в которых авторы утверждали, что якобы была лишь одна попытка. Во главе ее стоял епископ Камчатский Нестор. В числе участников находились ротмистр Сумского полка М. С. Лопухин, князья В. С. и А. Е. Трубецкие, московский присяжный поверенный В. С. Полянский, офицеры Сумского полка: Соколов, Головин и Моравский. Эта попытка закончилась неудачно. План руководителя Полянского, рассчитывавшего на обещанную французским послом Нулансом финансовую помощь, оказался ненадежным. Первоисточником мнения о единственности этой попытки был С. Мельгунов, либеральный историк.

Близкую к успеху попытку освобождения Царской семьи сделал поручик запасного батальона лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорских фамилий полка Малышев Александр Васильевич. Он вместе со своим взводом, который Николай 2 в дневнике называл "нашим взводом", в Тобольске готов был к освобождению Царской семьи. А. В. Малышев передавал для полковника Кобылинского, что во время их дежурства они дадут Их Величествам безопасно уехать. Однако никто к полковнику Кобылинскому по этому вопросу не обращался, причем только из-за недоверия полковнику, т. к. он жал руки комиссарам. Но полковник вынужден был это делать в тех обстоятельствах. По всем свидетельствам он хорошо относился к Царской семье. Это утверждал и сам Император Николай 2. Полковник Кобылинский говорил, что пожертвовал для Царя самым дорогим - своей честью.

Большие усилия в попытках освобождения Царской семьи приложил выдающийся русский патриот Николай Евгеньевич Марков, известный как депутат Госдумы Марков-2-й. Для этого он создал летом 1917 года нелегальную организацию "Великая единая Россия". В нее входили правые депутаты, известные патриоты России: Г. Г. Замысловский, Н. Д. Тальберг (вступивший туда под другой фамилией), гвардейские офицеры, в их числе однофамилец корнет С. В. Марков, уже во время Февральского переворота предложивший защиту Царской семье. Организация насчитывала по меньшей мере несколько десятков человек. Н. Е. Марков посылал в Тобольск не менее двух человек для прояснения обстановки и освобождения Царской семьи. Сначала был послан штаб-ротмистр Н. Я. Седов, а затем корнет С. В. Марков. По свидетельству последнего, им было привлечено к этому делу 12 надежных офицеров и несколько солдат, готовых по первому зову участвовать в спасении Царской семьи. К сожалению, напряженные старания Н. Е. Маркова собрать для организации побега крупную сумму денег успеха не принесли.

Генерал от кавалерии, ранее командующий третьим конным корпусом граф Федор Келлер для освобождения Царской семьи и России формировал штаб Западной Псковской монархической армии. (Кстати, во время февральского переворота в ответ на предательский запрос генерала Алексеева он послал Николаю 2 телеграмму о том, что не верит, что тот добровольно отрекся от престола, и его корпус готов защитить Царя по Его приказу). В своем специально выпущенном при формировании армии обращении генерал Ф. Келлер призывал исполнить долг присяги и, осенив себя крестным знамением, с Божией помощью пойти вперед за веру, Царя и неделимую нашу Россию. Он успешно собирал офицеров, формируя армию. Его благословили митрополит Антоний Храповицкий и патриарх Тихон. К сожалению, вскоре Ф. Келлер был убит петлюровцами.

Еще одну попытку сделали члены монархической группы, входившей в организацию ""Правый центр"". Среди активных участников ее были: известный русский патриот член Государственного Совета сенатор А. А. Римский-Корсаков, член Государственного Совета А. Д. Самарин, член Госсовета сенатор князь А. А. Ширинский-Шихматов, генерал-адъютант, обер-гофмаршал граф П. К. Бенкендорф. В организации этой группы активное участие приняли известный монархист и государственный деятель А. Ф. Трепов и А. А. Римский-Корсаков, на московской квартире которого собирались монархисты, где он же проводил собрания. Имеются сведения, что им помогал и Иоанн Восторгов, и Н. Е. Марков.

Попытку предпринял также известный русский экономист и историк М. И. Туган-Барановский, связанный с графом Ф. Келлером. По-видимому, граф немало помогал ему в этом деле. М. И. Туган-Барановский в 1917 году посылал своих доверенных людей в Тобольск.

Также известно о попытке спасения Царской семьи, организованной монархической организацией "Союз тяжелой кавалерии". Посланный ею офицер с инициалами П. К. Л. поступил на 2-й курс Академии Генштаба, находившейся тогда в Екатеринбурге. Там он привлек для участия в деле 37 офицеров-курсантов академии. (По-видимому, один из них - И. И. Сидоров, у второго была кличка - Станс.) Уже был разработан план спасения Царской семьи, однако далее они, очевидно, узнали о том, что большевики вышли на их след, и отправились помогать чехословакам поскорей захватить Екатеринбург, когда и можно будет освободить Царскую семью. О существовании такой организации офицеров сообщила впоследствии, например, княгиня Елена Петровна, Королевна Сербская, находившаяся тогда в Екатеринбурге.

Пытался организовать освобождение Царской семьи и капитан П. П. Булыгин. Посланный к месту заключения Царской семьи матерью Императора Николая 2 Императрицей Марией Александровной. Предварительно он заручился поддержкой группы офицеров нескольких гвардейских полков. Они согласились участвовать в освобождении Царской семьи и ждали вызова к месту заключения. По дороге к Екатеринбургу капитан Булыгин на станции Котельнич купил местную газету, в которой сообщалось, что место заключения Николая собираются перенести в Котельнич из-за угрозы чехословацких и белогвардейских банд. Поэтому П. П. Булыгин остался там, поверив этой заметке. Положение усугубил последующий арест его.

Б. Енсен, автор книги "Среди цареубийц", рассказал, что бывший в то время русским послом в Португалии П. С. Боткин непрерывно просил французское правительство предоставить Николаю 2 политическое убежище. Данные просьбы игнорировались французским правительством. Масонские власти стран Запада ничего не сделали для спасения Царской семьи.

Попыток освобождения семьи Николая, очевидно, было бы гораздо больше, как и эффективность их, если бы в газетах тогда не шла безудержная дезинформация, специально публикуемая в таких центральных изданиях, как "Воля Народа", "Русская Воля", "Народное Дело", "Народное слово". Случай с П. П. Булыгиным показывает, что и местные издания занимались тем же. Газеты бесстыдно лгали то о якобы побеге Николая, то о расстреле его, то о переводе Царя и его семьи в другое место, например в Абалакский монастырь, то о якобы разводе его с Алисой и женитьбе на другой особе. Комиссар Временного правительства при Царской семье В. Панкратов вспоминал, что он постоянно телеграфировал опровержения на эти ""утки"", но часто бесполезно. Керенскому он по 2 раза в неделю посылал телеграммы, просив его принять меры против газетного вранья. Однако толку от этого не было.

В неудачах попыток спасти Царскую семью и ограниченности числа их очень существенную роль сыграл Б. Н. Соловьев, зять Г. Распутина, вошедший в доверие к горничной Анне Романовой, прислуживавшей Царской семье. По-видимому, он являлся масонским подсылом. Им была специально создана лживая легенда, что якобы людей, готовых спасти Царскую семью, в районе г. Тобольска вполне достаточно, что нельзя доверять полковнику Кобылинскому, а для спасения Николая 2 и его семьи нужны только деньги. Тех, кто ему не верил, он выдавал большевикам... В отличие от Соловьева, как правило, крестьяне, царские офицеры, судя по воспоминаниям участников данных попыток и людей, близких к ним, проявляли искреннее сочувствие к Царской семье и желание помочь им. Авторы воспоминаний часто пишут о том, что в крестьянских избах вместе с иконами висели портреты Императора Николая 2 и членов Его семьи. А ведь в 1918 году при большевиках это был серьезный риск... Кто может оценить, что стоило крестьянам на многих остановках встречать с цветами шедший совершенно секретно поезд с членами Царской семьи?! Похоже, что были и попытки крестьян спасти Царскую семью. Желая помочь освободить Царскую семью, они, разумеется, прибывали в село Покровское, где ранее жил Григорий Распутин и тогда порою жила его дочь Матрена. А та, конечно, вела их к своему супругу Соловьеву. Хотя большинство из них даже не добиралось до Матрены, т. к. очевидно, что легенда Соловьева была распространена прежде всего в самом селе Покровском и в окрестных селах, а также, видимо, в монархически настроенных кругах, руководителей которых он снабдил своей легендой.

Александр Евгеньевич ТРУБЕЦКОЙ, после ускоренных офицерских курсов и Николаевского Кавалерийского Училища, служил с 1915 г. офицером Лейб-Гвардии Конно-Гренадерского полка.

В конце 1917 г. он вступил в одну из офицерских организаций против большевиков. В начале 1918 г. участвовал в попытки спасения царской семьи. В 1930-х годах Александр Евгеньевич расказал эту экспедицию в журнале «Часовой», который издавался в эмиграции во Франции.

Было, как известно, несколько планов и попыток спасти Государя Императора Николая II с семьей из рук большевиков.

В одной из таких попыток мне пришлось участвовать не в роли инициатора или организатора, а в скромной роли рядового исполнителя. Обстоятельства, равно как и несовершенство плана, не позволили привести его в исполнение. Важен, однако, самый факт, что план такой был, что он начал приводиться в исполнение, что на него откликнулись многие, как из военных, так и из штатских, что нашлись люди, готовые на все, чтобы спасти своего Государя и согласно присяге послужить Царю и Родине.

Не их вина, что их надеждам не суждено было исполниться, а труды и риск пропали даром.

Конечно, даже когда выяснилась неосуществимость плана и дело пришлось оставить, все мы, участники, были связаны тайной, малейшая неосторожность в слове могла не только повредить нам самим, но и стоить жизни царской семье, во всяком случае, ухудшить условия ее заключения и затруднить другие попытки ее спасения. После же гибели царской семьи тайна должна была быть сохранена ради нашей собственной безопасности. Даже теперь, спустя 14 лет, о многом нельзя еще писать, нельзя называть многих лиц, участвовавших в этом деле или имевших отношение к нему, так как один находятся в пределах СССР, другие имеют там родственников. В то же время многое начинает изглаживаться из памяти: забываются главным образом даты, места, в которых приходилось побывать тем или иным участникам, роль и работа каждого, последовательность действий.

Многие, как из участвовавших, так и из слышавших о нашей попытке, не раз убеждали меня написать, пока не поздно, воспоминания о нашей поездке в Сибирь и об организации дела.

Вот я и приступаю к описанию того, чему сам был свидетелем, и того, о чем слышал.

Я не первый пишу об этом. В «Архиве русской революции» (т. XVII , с. 280-292) есть статья К. Соколова - «Попытка освобождения царской семьи». Из нее узнаем, что в декабре 1917-го - феврале 1918-го Ротмистр Соколов с двумя офицерами был командирован в Тобольск для разведки, подготовки освобождения и вывоза царской семьи. Он описывает главным образом свою работу. Я же принадлежал к другой группе, у нас были другие задания, и действовать приходилось в других местах.

Итак, в конце сентября 1917 года на фронте мои подчиненные выразили мне доверие, и я, покинув свой родной Лейб-Гвардии Конно-Гренадерский полк, поехал в Москву. Там меня застало выступление большевиков, и, добровольно явившись в Александровское военное училище, я участвовал в городских боях с ними.

Тогда в Москве стали формироваться и конспиративные офицерские организации для борьбы с большевиками. Была довольно развитая, насчитывающая много членов организация Бориса Савинкова, в которую входили офицеры всевозможных политических оттенков, не исключая и монархистов, не всегда знавших, кто их возглавляет. Была и организация чисто монархическая: впоследствии она вошла в связь с Добровольческой армией на юге России. Меня туда привлек мой большой друг Ротмистр Сумского полка М. Лопухин, расстрелянный большевиками летом 1918 года. Хотя по личному доверию ко мне он назвал имена некоторых лиц (генералов), возглавлявших организацию, но по условиям конспирации я был подчинен непосредственно лишь Лопухину. От него я получил задачу завербовать группу офицеров-монархистов, заслуживающих полного доверия, и быть начальником этой группы. Впоследствии - уже после описываемой поездки в Сибирь - организация стала делиться на десятки, пять десятков сводились в отряд и каждый рядовой член организации знал лишь свой десяток и начальника своего отряда. Я командовал десятком. Но в описываемый период организация, помнится, еще не оформилась в правильные единицы. В моей группе было около 10 человек. Работы не было никакой, но мы держали связь и готовы были выступить при первой же возможности по приказанию начальника.

В начале января 1918-го ко мне пришел Лопухин и объявил, что существует план вывоза из Тобольска Государя, Наследника и всей царской семьи. Государь дал свое согласие на вывоз семьи, во всяком случае, отрекается от престола, но не хочет покидать пределы России и не желает расстаться с Наследником. Оба они должны быть скрыты в самой России, а Государыня и Великие Княжны будут вывезены за границу, в Японию.

Инициатива этого плана исходила не от военной организации, в которую мы входили. Инициатором был присяжный поверенный Полянский. Он будто бы заручился поддержкой видных государственных деятелей и французского посла, также обещавшего поддержку - как моральную, так и материальную.

План же действия был таков. Отряду гардемаринов, состоящему в организации, предстояло прибыть в Тобольск с подложными бумагами якобы на смену караулу при царской семье. Если караул откажется смениться, гардемаринам следует применить силу. Затем Государыню и Великих Княжон увозят на восток, в Японию, а Государя и Наследника на лошадях доставляют в Троицк, в область Оренбургского Казачьего войска. Они едут туда инкогнито: Государь - бритый, в качестве французского гувернера при мальчике из богатой семьи.

Троицк согласно этому плану считался верным местом. Оренбургское Казачье войско большевиков якобы никогда не признает и не пустит - настроено оно монархически. Но при Государе и Наследнике все же должна состоять негласная охрана из верных офицеров в числе 10-12 человек. Роль этой охраны поручалась Лопухину, а он предложил уже мне выбрать из моей группы 5 человек (другие пять выбирались из другой группы). Ввиду того что план спасения царской семьи исходил не от нашей военной организации, участие каждого из нас не считалось обязательным. О плане нам сообщили лишь в самых общих чертах, и каждый должен был решить по совести - верит он в это дело или нет, а также считает ли себя на него способным.

Надо сказать, что ответственность в таком решении была огромна. С одной стороны, естественно сомнение: не является ли весь этот план провокацией, легкомысленной авантюрой, которая без всякой пользы для дела может стоить жизни не только каждому из нас, но и тем, кого предстояло спасти, уберечь. С другой стороны, понятно, что каждый из нас, рядовых участников, только и мог принять на веру слова своих непосредственных начальников, понимая важность конспирации.

Выезжать нам предстояло через три дня, 10 января, и я тотчас же приступил к вербовке офицеров из своей группы. Говорил с каждым совершенно откровенно, предупредил как об ответственности решения, так и о личной опасности, которая могла грозить. И вот группа в сборе - вместе со мной шесть человек. Для большей осторожности ехать решено было в разные дни и разными маршрутами. Четверо со мной выезжали 10 января, а двое - 11-го. Наш маршрут - через Вятку, Пермь, Екатеринбург, Челябинск. А Лопухин с группой ехали через Уфу и Оренбург. Он снабдил нас чистыми отпускными удостоверениями с печатями от двух воинских частей - осталось только вписать имена, фамилии и вымышленные подписи командира да адъютанта части. Чины большевиками были отменены, но на удостоверениях в ходу были звания - «бывший поручик», «бывший капитан» и т. д. Офицерские чины тогда скрывать еше не приходилось, да и трудно было бы их скрывать - внешний вид еще резко отделял нас от «товарищей».

Отправление состоялось 10 января с Ярославского вокзала. Классных вагонов не было. Мы забрались в теплушку и поехали бесплатно. Помню, нам удалось занять места на верхних нарах - там и теплей, и лежать можно было. К отходу поезда набрался полный вагон солдат и мужиков, так что внизу была страшная давка.

Понятно, к нам нарастало недружелюбное отношение: «Буржуи эти как наверху устроились. Вторую ночь дрыхнут, а нам не то чтоб вытянуться, а и сидеть тесно», «Тащи их за ноги оттуда». Один уже было схватился за сапог кого-то из нас, и дело могло обернуться нехорошо, но выручил случай. Кто-то вступился за нас: «Брось, землю мы у них отобрали, так уж пусть дрыхнут...» «А может, у этих и земли никакой не было?» - уже неуверенно откликнулся зачинщик и, потеряв задор, успокоился. Мы были спасены. К нашему привилегированному положению привыкли, а на третью и следующие ночи места уже были крепко за нами - по праву давности. Вошли мы и в общую жизнь теплушки: несли дежурства по погрузке дров, топке. Справки у железнодорожников о времени стоянки и о надежде на получение паровоза тоже лежали на нас. От Москвы до Екатеринбурга мы ехали не то пять, не то шесть дней, от Екатеринбурга до Челябинска - еще день и ночь. На железных дорогах царствовал неимоверный беспорядок. Поезда, идущие на восток, были забиты. Не хватало ни исправных паровозов, ни железнодорожного персонала. На иных станциях в ожидании паровоза приходилось стоять часами.

И вот рано утром, кажется, 17 января мы прибыли в Челябинск. Отсюда было совсем недалеко до Троицка - места нашего назначения, и мы рассчитывали, что там уже не будет большевиков. Но на вокзале из случайного разговора узнали, что и Троицк еще в день Рождества взят большевиками. Казаки перепились, местные же большевики этим воспользовались, обезоружили их и захватили власть.

Такое вот было то верное место, где хотели укрыть Государя и Наследника. Ясно, что весь план рухнул. В то время непосредственной опасности для жизни царской семьи еще не было, но такая легкомысленная попытка ее спасения повела бы к верной ее гибели. Предстояло остановить исполнение плана. В то же время основываться на одном случайном разговоре, хотя и весьма правдоподобном, судя по окружающей нас обстановке, мы не могли. Поэтому, подумав, решили ехать до станции Полетаево, от которой отходила ветка на Троицк. По прибытии туда у нас уже не могло оставаться никакого сомнения по поводу большевиков: всюду царила советская власть, а о Казаках Дутова и не слышно было. Пришлось дать в Москву телеграмму: «Цены изменились, сделка состояться не может».

Нам было известно, что в Троицк еще задолго до нас поехали два квартирьера, чтобы все наладить к нашему приезду и к приезду Государя и Наследника. Надо было выйти с ними на связь, сообщить о нашем прибытии, но никто из нас не знал квартирьеров в лицо. Кроме того, требовалось встретить офицеров - Сумских Гусар, тоже мне лично незнакомых. Они ехали группами по три человека и в Полетаеве должны были пересаживаться.

Просидев на вокзале целый день, вечером я вышел к поезду и увидел трех офицеров в одинаковых защитных полушубках кавалерийского образца. Сразу решил - они. Подхожу и спрашиваю: «Простите, вы не с Лопухиным?» «А вы не Князь Трубецкой?» - последовал ответ. Один из вновь прибывших сменил меня на станции для встречи членов своей группы, а мы поехали в Челябинск, где и разместились по гостиницам. Хорошо, что ЧК в то время была только в зачатке и не обладала еще всеведением и всевидением. На нас никто не обращал внимания. Наши дежурства на вокзале проходили совершенно незамеченными, да и некому было за этим смотреть.

Не помню, через день или через два все собрались в Челябинске. Приехал и Лопухин, и мы принялись вырабатывать дальнейший план действия. Если старый план провалился, то это еще не значило, что от спасения царской семьи следовало совсем отказаться. После некоторых раздумий и прикидок решено было снять квартиры в разных городах Сибири и северной России, где временно, конечно инкогнито, могли быть скрыты Государь и Наследник. Мы надеялись, что впоследствии все же удастся уговорить Государя выехать за границу или, как думал Лопухин, скрыть его в сибирских старообрядческих скитах.

Но пока что нужно было отыскать членов нашей организации, находившихся в Тюмени и Тобольске. В Тобольске были три офицера Сумского Гусарского полка вместе с Ротмистром Соколовым, а в Тюмень, незадолго до нашего отъезда из Москвы, выехал В. С. Трубецкой, но он скрывался под вымышленной фамилией - Чистов. С ним для поручений и доставки донесений следовал 16-летний вольноопределяющийся Н. Г. Лермонтов. В задачу Чистова входила встреча Государя и царской семьи после ее освобождения. Затем он должен был снабдить паспортами и сопровождать до Троицка Государя и Наследника.

Kвартиру в Перми мы нашли без труда, и меня вызвалив Тюмень. Там собралось немало наших. Лермонтова, правда, я уже не застал - он уехал в Москву с донесениями от Чистова и Лопатина. И вот было решено одного из нас направить в Ялуторовск для снятия квартиры в том местечке. Безопаснее всего было бы везти царскую семью в направлении на Ялуторовск, пустив для отвода глаз несколько троек по направлению к Тюмени. От Ялуторовска на лошадях предполагалось ехать в Курган, так как поиски в первую очередь, естественно, начали бы вести по северной ветке Сибирского пути. Вот эти конные тракты нам и нужно было исследовать.

С весьма интересными рассказами вернулся из Тобольска Чистов. Он отыскал Соколова с его товарищами, которые уже долго жили в Тобольске и многое знали как об условиях жизни царской семьи, так и об их карауле. Они считали, что внезапное нападение на караул могло иметь все шансы на успех и что одновременно, уничтожив телеграф, можно было бы задержать тревогу, погоню и поиски. Чистов ходил к дому, где жила царская семья, через забор видел Наследника, Великих Княжон, катавшихся с ледяной горки. Перед отъездом он решил еще раз встретиться с Соколовым, но на квартире у него застал караул: офицеры были арестованы, и караул задерживал всех приходивших к ним. Чистова допросили, по какой причине он явился, но он сразу нашелся, что ответить. Из Тобольска в Тюмень регулярных рейсов не было, одному же нанимать ямских лошадей было дорого - вот ехавшие обычно и подбирали попутчиков. Чистов и сослался на эту легенду. Ему, в свою очередь, придумали не менее увлекательную историю о его предполагаемых попутчиках: они якобы ограбили женский монастырь, а потому и арестованы. Так что все обошлось. Чистова благополучно отпустили, и вскоре он тоже уехал с донесением Лопатина и личным докладом в Москву.

В то время в Тобольске городом правил Совет рабочих и солдатских депутатов, а охрана при царской семье была прежняя, назначенная Временным правительством. Когда на смену им прибыла новая охрана, в городе шла борьба между старой и новой властью. Этой анархией арестованные воспользовались, им удалось привлечь на свою сторону болыпевицкие элементы, и во второй половине февраля они были освобождены и благополучно вернулись в Москву.

Не имело смысла оставаться в Тюмени и нам. Наше там пребывание в конце концов могло обратить на себя внимание. Так что в ожидании приказаний из Москвы мы переехали в Екатеринбург.

За время нашей поездки в гостиницах, а иногда и на вокзалах мы неоднократно подвергались обыскам. Красногвардейские патрули искали и отбирали у проезжих оружие, но обыски те велись крайне примитивно. В Челябинске, например, мы сидели в буфете по ту и другую сторону длинного стола, а чемоданы лежали под столом, у наших ног. Пока патруль производили осмотр с одной стороны, ногами мы передвигали чемоданы на другую сторону, затем ту же операцию проделывали обратно. Изобрели мы и новый способ хранения оружия. Во всей Сибири тогда было изобилие хлеба, продавали его огромными караваями. Вот мы и решили хранить револьверы в хлебе. В корке, обыкновенно снизу, делался вырез, мякоть вынималась из середины и туда прятался револьвер, а вырезанная корка прилаживалась на место. Этот способ давал блестящие результаты. В том же Челябинске, в гостинице, в Тюмени и в Екатеринбурге нас не раз обыскивали по ночам, но никому, конечно, не приходило в голову трогать хлеб.

Не помню точно числа, но в середине февраля из Москвы пришла телеграмма, отзывающая нас обратно. При сложившейся обстановке и тех средствах, которыми располагала организация, задача освобождения царской семьи оказалась неосуществимой и миссия наша считалась оконченной. Мы тронулись в обратный путь. Так безрезультатно окончилось задуманное предприятие.

Да, бесплодна была та поездка, но не наша тому вина. При основательной и правильной постановке дела - я и сейчас в этом уверен - спасение царской семьи было бы вполне осуществимым. Освобождение ее и вывоз из Тобольска представлял и не самую трудную часть задачи. Главная трудность заключалась в том, как скрыть и сохранить спасенных. Для этого нужна была, конечно, более солидная организация, большая подготовительная работа, хорошая осведомленность, а главное, как правильно указывал в своей статье Ротмистр К.Соколов, деньги, деньги и деньги. В рядовых исполнителях задачи недостатка не было.

Увы, результатов мы не достигли. И все-таки у всех осталось хорошее воспоминание о пережитом подъеме духа и сознание того, что мы на деле проявили готовность послужить своему Государю и остались верными данной ему присяге.

Попытки освобождения семьи Николая Второго.

Усилия монархистов.

Итак, остановимся на анализе нескольких попыток спасения семьи Николая Второго из ссылки.
Тем более что сейчас вокруг этого вопроса создали множество спекулятивных мифов.
Нынешние «россиянские» кинохалтурщики даже умудрились снять голливудски - брехливый фильм про то, как «господа офицеры» героически пытаются выручить царя-батюшку, попутно, при первой же возможности, пачками уничтожая трусливую «красную сволочь».
Давайте посмотрим, что на самом деле было сделано в то время.

Надо сказать, что, по большому счету НИЧЕГО СЕРЬЕЗНОГО в этом плане не было предпринято ни одной из тех политических сил, которые играли хоть сколько-нибудь серьезную роль в России в 1917-18 годах: либералов, монархистов и немцев.
Несколько «забегая вперед», можно отметить, что все они носили или карикатурный, или демонстрационный, или и вовсе откровенно жульнический вид.

Первым, кто всерьез забеспокоился возможностью заговора с целью освобождения царской семьи из тобольской ссылки, был …Министр Председатель Временного правительства А.Ф. Керенский.
Это его действо, как и многие другие, связанные с его недолгим правлением, было каким-то фальшиво-карикатурным.

Одной из подруг Великой княжны Ольги Николаевны была Маргарита Сергеевна Хитрово. Эта девушка просто любила царскую семью, и была ей бескорыстно предана. Когда она узнала, что царскую семью увезли в Тобольск, она сейчас же добровольно отправилась за ней.
Кто-то «насвистел» Керенскому, что Маргарита является чуть ли не главой заговора из 10 человек, отправившихся на выручку царской семьи.
И Керенский, как только узнал об отъезде Хитрово, отправил в Тобольск прокурору следующую телеграмму:
“Тобольск Прокурору Суда Вне очереди
Расшифруйте лично и если комиссар Макаров или член Думы Вершинин Тобольске их присутствии точка Предписываю установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск выясняя личность и место откуда выехали равно путь которым приехали а также остановки точка Исключительное внимание обратите приезд Маргариты Сергеевны Хитрово молодой светской девушки которую немедленно на пароходе арестовать обыскать отобрать все письма паспорта и печатные произведения все вещи не составляющие личного дорожного багажа деньги обратите внимание на подушки
во-вторых имейте в виду вероятный приезд десяти лиц из Пятигорска могущих впрочем прибыть и окольным путем точка Их тоже арестовать обыскать указанным порядком точка
Ввиду того что указанные лица могли уже прибыть в Тобольск произведите тщательное дознание и в случае их обнаружения арестовать обыскать тщательно выяснить с кем виделись точка
У всех кого видели произвести обыск и всех их впредь до распоряжения из Тобольска не выпускать имея бдительный надзор точка Хитрово приедет одна остальные вероятно вместе точка
Всех арестованных немедленно под надежной охраной доставить в Москву Прокулату Если (они) кто-либо из них проживал уже Тобольске произвести (обыск) доме обитаемом бывшей царской семьей тщательный обыск отобрав переписку возбуждающую малейшее подозрение а также все не привезенные раньше вещи и все деньги лишние точка Об исполнении предписания по мере осуществления действий телеграфировать мне и Прокулату Москвы приказания которого надлежит исполнять всеми властями точка 2992.
Министр Председатель Керенский”.

В соответствии с этой телеграммой, Хитрово была в Тобольске арестована, обыскана и отправлена в Москву.
Никаких 10 злодеев, намеревавшихся освободить царскую семью, найти, разумеется, не удалось. Ничего не нашлось даже в ее подушках, о которых так беспокоился Кернский. В результате дело о «заговоре Хитрово» было прекращено.

Следователю Н.А. Соколову, позднее, уже в Париже, А.Ф. Керенский на допросе показал:
“Действительно, по поводу приезда в Тобольск Маргариты Хитрово было произведено по моему требованию телеграфному расследование. Вышло это таким образом. Во время Московского Государственного Совещания были получены сведения, что к Царю пытаются проникнуть 10 человек из Пятигорска. Это освещалось, как попытка увезти царскую семью. В силу этого и производилось расследование. Однако эти сведения не подтвердились. Ничего серьезного тут не было”.

Другие попытки освобождения царской семьи были связаны с тогдашними монархистами.
До отречения Николая Второго в России действовало множество довольно влиятельных монархических организаций, имевших собственные газеты, фракцию в Думе и т.д. Сразу после отречения они как-то незаметно исчезли с политического небосклона.
Спустя год после отречения Николая Второго, российские монархисты начали осторожно проявлять признаки какой-то активности в вызволении царской семьи из ссылки.

Правда, эти попытки были на редкость робкими, непоследовательными, да к тому же, наши монархисты оказались теснейшим образом связанными с …Германией и именно от немцев они ждали помощи в освобождении царской семьи.
Вообще, о послереволюционном сотрудничестве наших монархистов с немцами вспоминать не принято, слишком «скользкая» и неприятная эта тема.
Ведь Германия даже после Брестского мира де-юре была врагом России, она оккупировала огромные русские территории: Привисленский край, Бессарабию, Курляндию, Малороссию, Крым, Прибалтийский край и т.д. Германские войска стояли даже в Батуме и Тифлисе.
В этих условиях вести прямые переговоры о помощи с Германией было очень рискованным делом. Если бы они стали достоянием гласности, то вся легенда о большевиках, как немецких шпионах, оказывалась под ударом…

Тема эта малоизвестна, очень непопулярна в среде нынешних «монархистов» и либеральных мифотворцев.
Столько сил, времени и денег было потрачено на создание имиджа большевиков, как «агентов германского генштаба», сделавших революцию, естественно, на германские деньги.

Можно долго спорить о том, чем экстерриториальный «пломбированный вагон» в котором Ленин со товарищи проехал через Германию лучше (или хуже) поезда под японским (!!!) флагом, в котором семья бывшего самодержца российского почему-то следовала по русской земле в ссылку.
В обоих случаях «правила игры» и порядок передвижения по своей территории определяли отнюдь не пассажиры этих поездов.
Давайте лучше посмотрим, как российские монархисты попытались спасти семью того, кому они присягали и клялись в верности до гроба.
А вот что было на деле:

Лидер русских монархистов, член Государственной Думы Н.Е. Марков на допросе у следователя Н.А. Соколова в 1921 году показал:
“В период царскосельского заключения Августейшей Семьи я пытался вступить в общение с Государем Императором. Я хотел что-нибудь делать в целях благополучия царской семьи и в записке, которую я послал при посредстве жены морского офицера Юлии Александровны Ден, очень преданной Государыне Императрице, и одного из дворцовых служителей, я извещал Государя о желании послужить царской семье, сделать все возможное для облегчения ее участи, прося Государя дать мне знать через Ден, одобряет ли он мои намерения, условно: посылкой иконы. Государь одобрил мое желание: он прислал мне через Ден образ Николая Угодника…»
Собственно, на этом все попытки установить связи монархистов с Николаем, во время его царскосельского заключения, и закончились.

Летом 1917 года царская семья была сослана в Тобольск. Там попытки монархистов по установлению связи с царской семьей возобновляются.
Во всех этих попытках причудливо переплетаются усилия тогдашних монархистов с потугами членов распутинского кружка, которые тоже активно крутились вокруг этих проблем.
Для того, чтобы не смешивать действия этих двух, ненавидевших друг друга, партий, постараемся рассмотреть их действия по отдельности, начиная с монархистов..

Как справедливо отмечал в своей книге генерал М.К. Дитерикс, в августе-сентябре 1917 года было самое благоприятное время для того, чтобы попытаться освободить царскую семью: в Сибири было относительно тихо, а о семье «гражданина Романова» (как писали тогда демократические газеты) начали потихоньку забывать.
Более того, в составе самой охраны, среди солдат бывшего 4-го Императорской фамилии стрелкового полка, некоторые солдаты даже сами «предлагали Государю воспользоваться днями их дежурства для совершения побега. Император ответил им, что он никуда из России не уедет и разлучаться с Семьей не будет».
С другой стороны САМОСТОЯТЕЛЬНО сбежать Николай Второй и не смог бы. Нужна была серьезная организация и поддержка для этого.
Единственный путь из тобольского захолустья к цивилизации и более обжитым местам был по реке, а затем по железной дороге.
Разумеется, этот путь можно было легко контролировать.
А вот в столицах тогдашние монархисты поначалу ничего серьезного не предпринимали для того, чтобы «самоорганизоваться» и попытаться выручить своего отрекшегося императора.
События ускорились после Октябрьской революции.

На фронтах было объявлено перемирие, деморализованные остатки русской армии стремительно разбегались по домам, сея хаос и анархию на всех видах транспорта.
В конце 1917 года в Петроград прибыли германские комиссии во главе с Кайзерлингом и графом Мирбахом.
Вот с ними-то русские монархические группы и попытались начать переговоры.
Весной 1918 года с переездом Совнаркома и германского посольства Мирбаха в Москву, переговоры велись в новой столице.
Поначалу они не привели ни к чему.
Потом контакты монархистов и немцев начали налаживаться.

Следователь Н.А. Соколов отмечает:
«Весной 1918 года русские монархисты вели переговоры с немцами о свержении власти большевиков.
Одно из таких лиц, член Государственного Совета В.И. Гурко показывает: “Когда во время этих переговоров немцам было указано на опасность, угрожавшую царской семье, если мы начнем своими силами переворот, то немцами был дан ответ: “Вы можете быть совершенно спокойны. Царская семья под нашей охраной и наблюдением”. Я не могу ручаться, что я точно передаю их слова, но смысл был именно тот”.
Не питаю сомнений, что Соловьев работал на немцев».

Ну, на кого в действительности работал этот самый Соловьев, сказать очень сложно.
Как мы увидим, он умудрялся одновременно работать и на монархистов, и на немцев, и на распутинцев, везде имея свой немалый «гешефт».
Скорее всего, это был просто один из беспринципных авантюристов, которые, в Смутное время, всегда во множестве появляются на Руси.

Что же касается монархистов, то, видимо, у них возник оригинальный замысел: используя влияние и возможности германского посольства, организовать «увоз» царской семьи из Тобольска.
По крайней мере, имеются веские основания предполагать это.
Вот, что пишет об этом следователь Н.А. Соколов:
«Конечно, такое намерение могло родиться только в русских монархических группах. Оно могло стать реальной попыткой, в силу политической обстановки, только по воле немцев.
Если до войны многие из нас, являясь ее противниками, не видели врага в Германии, то после революции, когда страна все больше охватывалась пламенем анархии и, брошенная союзниками, была всецело предоставлена самой себе, такой взгляд стал находить еще больше сторонников.
Самый переворот 25 октября ст. ст. многим казался кратковременным, непрочным и усиливал надежды на помощь Германии…»

Тут необходим небольшой комментарий.
В том, что многие русские монархисты не считали Германию врагом России и были категорически против войны с ней, особого секрета нет.
Достаточно вспомнить знаменитое пророческое письмо П. Дурново Николаю Второму, написанное в начале 1914 года.
Вся германофобия Николая Второго, которая принесла столько бед России (ему самому) основывалась на нескольких субъективных факторах:
Антигерманских предубеждений его отца, Александра III, который возненавидел Бисмарка (за его позицию на Берлинском конгрессе 1878 года) и совершил крутой поворот внешней политики России от вековой дружбы с Пруссией и Германией (продолжавшейся весь XIX век) к политическому и военному союзу с республиканской Францией.
Николай Второй остался верен этой антигерманской стратегии.
«Еще в 1899 году известный германофоб профессор Золотарев при громадном стечении публики высшего петроградского света прочел свою знаменитую лекцию, громившую предшественников Императора Александра III за их послабления, допущенные в отношении немцев в России, и за слишком большое увлечение колонизацией немцами южных губерний и восхвалявшую Александра III, положившего предел грозному, но мирному завоеванию России немцами.
Присутствовавший на лекции Государь Император Николай II по окончании ее подошел к лектору и в присутствии всей обширной аудитории обнял профессора Золотарева и поцеловал его, благодаря за здравость и смелость исторической справедливой критики. Вильгельм не мог забыть этого поцелуя Николая II…» (Дитерикс М.К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. М., 1991)

Вторым (и решающими) фактором, подкреплявшим его антигерманскую политику, была, как это ни странно прозвучит, его любимая супруга, «немка», императрица Александра Федоровна.
Вопреки слухам о ее тайных прогерманских симпатиях, сопровождавших ее все 23 года царствования, она искренне НЕНАВИДЕЛА и Германию и Вильгельма Второго.
Вот, что писал об этом в своей книге генерал М.К. Дитерикс:
«Императрица Александра Федоровна не только не любила, Она ненавидела Германию и императора Вильгельма и не могла говорить об этом без сильного волнения и злобы. Ее ненависть вытекала из того зла, которое Германия причинила Гессенскому герцогству.
“Если бы Вы знали, сколько они сделали зла моей родине!” - говорила Она близким людям. Это чувство ненависти было так остро в Ней, быть может, и потому, что, лишившись маленькой девочкой матери, Она все время воспитывалась в Англии у бабушки королевы Виктории, вследствие чего и для Германии и Вильгельма Императрица Александра Федоровна являлась определенной англофилкой».

Следствием всего этого и стала гибельная для России внешняя политика Николая Второго и его ориентация на защиту интересов Франции и Англии в Европе. (России и Германии в Европе «делить» было вообще нечего).
Кстати, также КАТЕГОРИЧЕСКИ против войны с Германией выступал и «Друг» царской семьи, знаменитый Григорий Ефимович Распутин.
Распутин впоследствии неоднократно говорил, что, если бы в июле 1914 года находился в Петербурге, а не лежал на больничной койке в Тобольске, раненый Хионией Гусевой, сумел бы отговорить «Папу» от участия в войне.
«Кабы не эта проклятая баба-злодейка, что мои кишки перерезала, то не бывать войне», – заявлял он своей знакомой певице Беллинг. «Распутин сам мне подтвердил: если бы он был в Петрограде, войны бы не было», – показал комиссии Временного правительства бывший министр иностранных дел Сергей Сазонов.

Даже излечиваясь от этого ножевого ранения, «Друг» пытался повлиять на ситуацию.
В 1915 году он рассказывал своему телохранителю Терехову, что «прошлый год, когда лежал в больнице, просил Государя не воевать, и по этому случаю послал Государю штук 20 телеграмм, из которых одну очень серьезную».
В 1968 году в изданном в Париже сборнике «Русская революция» был опубликован текст той самой «серьезной» телеграммы, отправленной 29 июля после подписания указа о всеобщей мобилизации: «Грозна туча над Россией: беда, горя много, просвету нет, слез-то море, и меры нет, а крови? Слов нет, а неописуемый ужас. Знаю, все хотят от тебя войны. Ты царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Григорий».
Остается сожалеть, что именно эти советы «Друга» Николай Второй тогда проигнорировал…
Вернемся к событиям 1918 года и роли в них монархистов.
Посмотрим, что рассказывает об этом следователь Н.А. Соколов:

«В январе месяце 1918 года группа русских монархистов в Москве послала в Тобольск своего человека к царской семье.
Посланец выяснил обстановку на месте и сообщил тревожные сведения. Царская семья, прежде всего не имела денег. Правда, она имела драгоценности, но в ее положении их было затруднительно превратить в деньги.
Было собрано 250.000 руб. Эти деньги то же самое лицо в марте месяце вторично доставило в Тобольск и вручило их Татищеву и Долгорукову.
Через последних группа установила условное письменное общение с Государем…
Мучительно ища выхода, - говорил Кривошеий, - и сознавая свое бессилие помочь царской семье, мы решили обратиться к той единственной тогда силе, которая могла облегчить положение семьи и предотвратить опасность, буде она ей угрожала, - в германское посольство”.

Вот ведь какой странный поворот судьбы: для облегчения участи царской семьи русские монархисты, вместо того, чтобы попытаться хоть что-то сделать своими силами, обращаются в посольство Германии, враждебной страны, войну с которой Россия проиграла…
Несколько видных монархистов ЛИЧНО обращались к германскому послу в России графу Мирбаху.
В числе их был сенатор Д.Б. Нейдгарт.

Он был допрошен Н.А. Соколовым в январе 1921 года в Париже и показал следующее:
“Ввиду того положения, которое занимали немцы весной 1918 года в России, наша группа, в целях улучшения положения царской семьи, пыталась сделать все возможное в этом отношении через немецкого посла графа Мирбаха. По этому вопросу я сам лично обращался к Мирбаху три раза. В первый раз я был у него еще тогда, когда мы ничего не знали об отъезде царской семьи из Тобольска. В общей форме я просил Мирбаха сделать все возможное для улучшения ее положения.
Мирбах обещал мне оказать свое содействие в этом направлении, и, если не ошибаюсь, он употребил выражение “потребую”. Как мы узнали об увозе семьи, я снова был у Мирбаха и говорил с ним об этом. Он успокаивал меня общими фразами. На меня произвело впечатление, что остановка царской семьи в Екатеринбурге имела место помимо его воли. Исходило ли от него приказание о самом увозе семьи из Тобольска куда-либо в целях ее спасения, я сказать не могу”.

Лидер русского монархического движения А.Ф. Трепов в это время вполне легально проживал в Петрограде.
Уже в эмиграции, в 1921 году, в Париже, он дал следователю Соколову подробные показания:
“По вопросу о действиях московских монархических групп, имевших целью спасение жизни Государя Императора и царской семьи, я могу показать следующее.
В 1918 году, когда я проживал в Петрограде, ко мне обратился приехавший из Москвы сенатор Нейдгарт с просьбой обсудить указанный вопрос. Он сообщил мне, что московская группа монархистов, изыскивая способы охранить жизнь Его Величества, нашла нужным обратиться в данном случае к содействию немецкого в Москве представительства, что ею и было сделано. Однако она далеко не удовлетворена отношением как к ней, так и к возбужденному ею вопросу со стороны германского посла.
Граф Мирбах, по словам Нейдгарта, сначала вовсе уклонялся от всяких сношений с группой. В конце концов он согласился принять Нейдгарта, но свидания были короткие, холодные, не дали ничего определенного и, скорее, как говорил Нейдгарт, свидетельствовали об уклончивом отношении графа Мирбаха к указанному вопросу об охранении благополучия Государя Императора и царской семьи».

Думаю, что ничего удивительного в том, что Мирбах поначалу уклонялся от встреч с нашими монархистами, нет.
Германское руководство тогда официально считало Россию виновницей развязывания мировой войны, и прекрасно помнило о том, что Николай Второй в 1916 году несколько раз отвергал германские предложения о «мире без аннексий и контрибуций», как сделанные публично, по официальным каналам МИДа, так и в личных письмах Вильгельма Второго к нему, (на которые Николай не стал даже отвечать).
После того, как русская армия разложилась, а Россия распалась, немцы в её отношении исповедовали старинный принцип «Горе побежденным!» и не видели причин прикладывать особых усилий для облегчения участи ни для Николая Второго, ни для самой России.
Еще во время переговоров в Брест-Литовске, в самом начале 1918 года в Германии вышла книга германского политического экономиста Вернера-Дайя, под названием: “Наступление на Восток. Азиатская Россия, как Германская мирная экономическая цель”.
В ней подчеркивалось:
«Общий ход германской политики не зависит ни от современного для данной минуты русского правительства, ни от условий социальной жизни в России. Германская политика нуждается в систематическом континентальном развитии; решение русской проблемы является для нее решением совместной проблемы; ей необходимо обеспечить за собою неприступную торгово-политическую позицию на Евразийском континенте и для этого захватить важнейшие промышленные пункты. Поэтому она не должна обращать внимания, с какой Россией связуют ее основные положения ее восточной политики.
В чужой стране она больше не знает партий, а есть только партия сама в себе.
Поэтому она с одинаковой определенностью ставит свои требования - сегодня большевистской, завтра социал-революционной, послезавтра кадетско-романовской России. Мы выскажем свои взгляды относительно необходимых условий для заключения мира, и будем считать личным делом русского правительства того времени, с каким чувством оно воспримет наши условия и доведет мирные переговоры до их завершения”.

Как видим, немцам было глубоко плевать и на большевиков, и на «демократов», и на монархистов. Они преследовали свои, империалистические цели.
И уж тем более им было плевать на Николая Второго и его проблемы. Это был для них падший лидер враждебной страны, и никакого резона для того чтобы спасать его, или вывозить его семью в Германию у Вильгельма Второго и его правительства тогда просто не было.
Для того чтобы заставить немцев этим заниматься, русские монархисты должны были предложить Мирбаху что-то существенное, такое, отчего воевавшая с Антантой Германия не смогла бы отказаться.
И, видимо, это удалось им сделать, т.к. Мирбах стал регулярно встречаться с лидерами наших монархистов, вести с ними переговоры и даже (если верить их словам) давал им некоторые заверения и авансы.
Что именно могли пообещать тогда наши монархисты руководству Германии, сказать сложно. Они, разумеется, ничего об этом не говорят, а следователь Н.А. Соколов не стал тревожить их такими неприятными вопросами на своих допросах в Париже.
Возможно, что немцам пообещали, в случае прихода монархистов (которые в массе своей, напомню, были против участия России в мировой войне и симпатизировали Германии) к власти, резкое изменение внешней политики восстановленной монархии, вплоть до военного союза с Германией.
Это – могло заинтересовать германское руководство и заставить его начать помогать российским монархистам.
Можно лишь быть уверенным, что сотрудничество это началось вовсе не из-за «красивых глаз» сенатора Нейдгарта, или графа Бенкендорфа, которые вели переговоры с Мирбахом.

Продолжим рассказ лидера русских монархистов А.Ф. Трепова:
«Изыскивая способы воздействия на немецкую власть в том или ином смысле, сенатор Нейдгарт и прибыл тогда в Петроград и пришел для обсуждения этого вопроса ко мне. Разделяя в душе соображения московских монархистов, я весьма обеспокоился создавшимся положением. Обсудив его совместно с Нейдгартом, я остановился на мысли, что он обратится с письмом к обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу и предложит ему написать письмо к графу Мирбаху.
При этом я категорически высказался, что письмо это, на мой взгляд, во-первых, отнюдь не должно было иметь просительного тона, и, во-вторых, оно отнюдь не должно было носить политического характера, ибо в противном случае вопрос о жизни Государя Императора, буде бы Его Величеству угодно было не разделить того или иного нашего политического взгляда, предположения и т. п., высказанных в этом письме, носил бы не абсолютный, а условный характер. Я находил нужным высказать в письме, что по условиям тогдашней русской действительности одни только немцы могли предпринять реальные действия, способные достигнуть желательной цели. Поэтому раз они могут спасти жизнь Государя и его семьи, то они и должны это сделать по чувству чести. Если они этого не исполнят, они явятся или могут оказаться в роли попустителей тягчайшего преступления, о чем мы в свое время объявим всему миру. Хотя для нас ясно, что они и сами это отлично понимают, но чтобы не было никаких отговорок, и пишется настоящее письмо, дабы впоследствии они не могли сказать, что не были предупреждены нами о грозящей царской семье опасности. Кроме того, я находил нужным непременно поместить в письме, что настаивается на необходимости, чтобы содержание его было доложено императору Вильгельму, который, вследствие этого, и явится главным ответственным лицом в случае несчастья.
Вот именно таким должно было быть письмо от графа Бенкендорфа к графу Мирбаху, как я находил, с чем был согласен и сенатор Нейдгарт. Нейдгарт, как только мы с ним обсудили этот вопрос, отправился немедленно к графу Бенкендорфу...
Оттуда, если не ошибаюсь, он мне протелефонировал, что граф Бенкендорф предварительно желает видеться со мной. На следующий день я был у Бенкендорфа в его квартире. Наше свидание имело место в присутствии также Нейдгарта. Я снова повторил те мысли, которые я уже высказал Нейдгарту и которые я находил нужным поместить в письме. Граф Бенкендорф вполне со мной согласился и просил меня быть у него на следующий день, обещаясь изготовить к этому времени письмо. Я был на другой день у Бенкендорфа. Составленное им письмо содержало в точности высказанные мною пожелания; кроме них, в письме была лишь ссылка на личные отношения графа Бенкендорфа и графа Мирбаха. Письмо графа Бенкендорфа было передано Нейдгарту, и он, как мне помнится, на следующий день уехал в Москву.
Нейдгарт не видел в этот раз Мирбаха и оставил письмо в немецком посольстве. Это произошло 7 или 8 мая, когда Государь был уже в Екатеринбурге».

Тут многое интересно и удивительно:
Видный монархист и бывший царский сенатор Д.Б. Нейдгарт весной 1918 совершенно спокойно проживает в Москве и регулярно совершает визиты в германское посольство, трижды получая аудиенцию у самого графа Мирбаха. Он запросто приезжает в Петроград к известнейшему лидеру русских монархистов «реакционеру» А.Ф. Трепову (который тоже проживает там совершенно легально) и ведет с ним переговоры о привлечении немцев к спасению царской семьи.
Потом они созваниваются и встречаются в Питере с другим виднейшим монархистом, обер-гофмаршалом императорского двора, генерал-адьютантом, графом П.К. Бенкендорфом, который принадлежал к ближайшему окружению Николая II, являясь членом Государственного совета и Членом императорского яхт-клуба(!!!).
Судя по тому, что этот «царский сатрап» имел дома действующий телефон (который знали другие монархисты) он тоже легально проживал в тогда в Петрограде.
Нам-то сейчас либеральные историки рассказывают о том, что в «революционном Петрограде» и Москве тогда зверствовало ЧК и все тряслись от страха перед его головорезами…
А тут – известнейшие на всю страну монархисты, князья, графья и гофмаршалы спокойно живут в своих квартирах, телефонируют друг другу, устраивают встречи и многократно открыто посещают германское посольство. (Что характерно, ВСЕ они остались живы и выехали «из совдепии» в эмиграцию).
К примеру, упомянутый бывший обер-гофмаршал императорского двора, генерал-адьютант, граф П.К. Бенкендорф получил РАЗРЕШЕНИЕ на выезд из Советской России аж в 1921 году, и отправился в Эстонию. Никакие массовые расстрелы заложников этого «махрового реакционера и монархиста», почему-то, не коснулись. Чудеса, да и только…

Один из участников переговоров с послом Мирбахом, А.В. Кривошеий на допросе дал следователю Соколову такие показания:
“Мы не преследовали при этом никаких политических целей и исходили из самых элементарных побуждений гуманности и нашей преданности семье... Граф Мирбах принимал их (русских монархистов) весьма сухо, и сказанное им в ответ на просьбу обратить внимание на необходимость принять меры для ограждения безопасности царской семьи сводилось приблизительно к следующему:
“Все происходящее с Россией есть вполне естественное и неизбежное последствие победы Германии. Повторяется обычная история: горе побежденным.
Если бы победа была на стороне союзников, положение Германии несомненно стало бы гораздо худшим, чем положение России теперь.
В частности, судьба Русского Царя зависит только от русского народа. Если о чем надо подумать, это об ограждении безопасности находящихся в России немецких принцесс”.

Как видим, предположения Мирбаха об участи Германии, в случае победы ее противников блестяще оправдались. Условия Версальского договора, продиктованного победителями, оказались тяжелейшими и унизительными для немцев.
Что же качается участи Николая Второго, то Мирбах дал понять нашим монархистам, что это дело Германии не касается.
Можно только ПРЕДПОЛАГАТЬ, что в какой-то мере миссия комиссара Яковлева (о которой речь впереди) была связана с этими визитами монархистов к Мирбаху. Так, в частности, предполагают и Соколов с Дитериксом в своих исследованиях.
Однако, это всего лишь предположения, ничем объективно не подтвержденные. Яковлев ездил в Тобольск с мандатом ВЦИК, подписанным Я. Свердловым и беспрекословно выполнял его поручения.
Вообще же, все события лета 1918 года в Москве (мятеж левых эсеров 6 июля, убийство Мирбаха Блюмкиным и т.д.) до сих пор во многом остаются загадкой.

Еще об одной попытке монархистов рассказывает генерал М.К. Дитерикс в своей книге:
«Представитель другой организации подполковник П.К.Л. рассказывает следующее:
“В мае 1918 года я был командирован из Петрограда в Екатеринбург от монархической организации “союз тяжелой кавалерии”, имевшей целью спасение жизни Августейшей Семьи. В Екатеринбурге я поступил в слушатели 2-го курса Академии Генерального штаба и, имея в виду осуществление вышеуказанной цели, осторожно и постепенно сошелся с некоторыми офицерами-курсантами: М-им, Я-им, С-им, П-им, С-им. Однако сделать что-либо реальное нам не пришлось, так как события совершались весьма неожиданно и быстро. За несколько дней до взятия Екатеринбурга чехами я ушел к ним в состав офицерской роты полковника Румши и участвовал во взятии Екатеринбурга.
После этого в офицерской среде возникла мысль сделать все возможное для установления истины: действительно ли убит Государь Император”.
Вот и все, что было по части частных офицерских организаций, руководившихся принципами национального характера и добрыми намерениями искренно помочь или спасти Царскую Семью».

Что тут можно сказать…
Несмотря на грозное название, этот «союз тяжелой кавалерии» так ничего, толком, для спасения царской семьи и не сделал. Съездил этот подполковник П.К.Л.в Екатеринбург, даже поступил там в состав слушателей Академии Генштаба, «сошелся» с несколькими слушателями, да и все.
Как у нас нередко бывало (и бывает), дальше пустопорожней болтовни дело не пошло.

Кстати об этой самой Академии Генштаба (АГШ), которая была в начале 1918 года эвакуирована из Петрограда в Екатеринбург. Вот уж, где были тогда собраны «лучшие из лучших» и самые боевые офицеры царской армии.
Причем в довольно значительном количестве, ведь кроме многих десятков боевых офицеров «переменного состава», обучавшихся в ней, в составе АГШ было и немалое число опытнейших администраторов, начальников курсов и прочий «профессорско-преподавательский состав». Почти поголовно они были с боевым опытом, в солидных званиях, увешаны орденами и медалями за их военные заслуги.
Казалось бы, кому как не им заняться освобождением семьи своего бывшего монарха, на верность которому все они принимали присягу.
Тем более что семья содержалась не в какой-то неприступной крепости со рвами и сторожевыми башнями, а в обычном 2-х этажном доме, в центре города, вокруг которого большевики, на скорую руку, сколотили дощатый забор.
Охрана этого самого «Дома особого назначения» тоже была организована плохо: основная часть охранников были обычными рабочими местной «злоказовской» фабрики, которые добровольно вызвались охранять «коронованного палача», кто по идейным соображениям, а кто и прельщенные большим окладом (400 рублей в месяц), который пообещал им
комиссар Мрачковский, занимавшийся набором добровольцев для охраны.
Абсолютное большинство этих рабочих-охранников воевать не умело и даже не служило в армии, а значит, имело самое смутное представление о винтовках, и тем более пулеметах, которые имелись на вооружении у отряда, охранявшего дом купца Ипатьева.
Разумеется, в случае штурма дома и ближнего огневого боя один боевой офицер-слушатель АГШ (прошедший множество боев и рукопашных схваток на войне) стоил бы пятерых таких рабочих-охранников.
Да и сама караульная служба в Доме особого назначения была поставлена из рук вон плохо: часовые стояли (сидели) на своих постах по 4 часа (что не могло не сказываться на бдительности их службы), после смены с постов – спокойно уходили в город, где даже порой даже изрядно напивались. Руководитель охраны (С. Юровский) тоже в доме Ипатьева не ночевал, а жил в городе, в Американской гостинице, где квартировал отряд ЧК.
В общем, ночью в Доме особого назначения охранники и подавно службу несли «спустя рукава», так что взять дом Ипатьева ночным штурмом для решительных офицеров-боевиков особой проблемы не было бы.
Однако не было сделано даже попыток этого.
С приближением чехословаков и Сибирской белой армии в июле 1918года, часть офицеров АГШ была эвакуирована в Казань, а часть просто разбежалась по окрестностям и потом примкнула к белому войску.

Вот, что говорил об этом генерал М.К. Дитерикс:
«После расстрела бывшего Царя в городе говорили, что была раскрыта какая-то тайная монархическая организация, но никто из вышеназванных офицеров о ней ничего не знал, никто из них сам не пострадал и никто из них не слыхал, чтобы вообще пострадал какой-либо другой офицер в городе за попытку спасти Царскую Семью.
Офицеры этих организаций, стремившиеся честно сделать доброе дело и действительно помочь заключенной Царской Семье, не кричали о своей деятельности, не шумели, не кичились своими связями в прошлом, не бахвалились своими намерениями и работой, и кто знает, если бы Богу угодно было дать больше времени в их распоряжение - может быть, им и удалось бы серьезно помочь Несчастным Узникам. Таких офицеров было мало, офицеров долга и чести; революция их слишком разбросала, обессилила и забила.
Но зато более многочисленными были группы иных офицеров-спасителей - продуктов и сынов революции. Быть может, в действительности ни в какие организации они не входили и никаких организаций у них не было, а существовали они только у них на словах. Эти офицеры отличались бахвальством и чванством; шумели о своей деятельности, где только могли; кричали чуть что не на всех перекрестках, входя во все откровенности с первыми встречными и не смущаясь того, что могли быть услышаны советскими агентами и властями. Последние, однако, как ни странно, совершенно игнорировали деятельность подобных типов, не преследовали крикливых заговорщиков, а иногда были даже в явных с ними сношениях».

В следующей части мы поговорим о попытках монархистов-распутинцев спасти царскую семью.

На фото: продовольственная карточка Николая Второго, выданная в Тобольске.